Научно-исследовательская база данных

«Российские модели архаизации и неотрадиционализма»

В округ входят следующие субъекты: Курганская область, Свердловская область, Тюменская область, Ханты-Мансийский автономный округ — Югра, Челябинская область, Ямало-Ненецкий автономный округ.

Либеральные реформы постсоветского времени негативно сказались на социально-экономической сфере регионов округа, как и по всей стране. Особенно пострадали Курганская и Свердловская области, где произошел спад промышленного производства (Татаркин, Перевалов, Юрпалов, 1999: 42). Как пишет Г. Люхтерхандт, напоминая об истории освоения и развития Урала, особая роль «опорного края державы» в экономической жизни страны, в первую очередь в создании военно-промышленного комплекса, давала, кроме того, мощный приток людей со всей страны, творческий потенциал которых в полной мере реализовывался именно на Урале. Новые, крупномасштабные задачи требовали рискованных нестандартных решений и инициативы. И Урал стал своеобразной ретортой, лабораторией, где выходцы из различных уголков страны превращались в деятелей общероссийского масштаба (Люхтерхандт, 1999: 240). История становления демократического движения в Екатеринбурге связана с политической карьерой Б. Ельцина, отставка и дальнейшие шаги которого определили характер организованных форм политической активности, а в дальнейшем и электоральное поведение жителей города и области (там же: 242).

Анархизация всей страны в регионе выразилось в быстром сращивании новых предпринимательско-финансовых кругов с властными органами, а также высокой степенью криминализации хозяйственной жизни. В 1993 г. в области происходила борьба за Уральскую республику. Как отмечает Г. Люхтерхандт, консолидирующее воздействие этой идеи на региональную элиту было огромным. Конфликт с Центром под лозунгом создания Уральской республики позволил Свердловской области — первой из всех областей — стабилизировать структуру власти — и закрепить в договорном порядке отношения с Центром, добившись полномочий, сопоставимых только с сильными республиками. Эта борьба превратила губернатора Росселя в политика федерального масштаба, а элитам и населению области дала возможность осознать свою региональную идентичность на новой основе (там же: 246). В целом, типичные для региональных элит конфликты между главами региональной государственной власти и мэром областной метрополии, борьба за власть финансово-промышленных групп и «корпоративизация» политического процесса получили в области высокую степень институционализации.

Экономическая архаизация в округе, также как и по всей стране, выразилась в развертывании особого, самовоспроизводящегося финансового механизма предприятий реального сектора — неплатежей, которая решала проблему ухода от налогов (теневая экономика), а также отчасти решалась при помощи архаического инструмента — бартера. Г. Г. Горобец, П. В. Кузнецов, А. К. Фоминых провели исследование подобной системы расчетов для Челябинского металлургического комбината и др. предприятий (Горобец, Кузнецов, Фоминых, 2004: Электр. ресурс). Как считают авторы, бартер сам является фактором неплатежей: когда в товарообмен вовлекаются неликвидные средства, число участников подобных трансакций неизбежно возрастает, что влечет неизбежные «сбои» и задержки в расчетах. Оценить масштабы неплатежей, генерируемых бартером, довольно трудно, однако, очевидно, что в период когда бартер в промышленности достигал 80–90% товарооборота, промышленные предприятия, желая того или нет, становятся заложниками группового образа действий, борьбы за конкурентные преимущества (там же).

Согласно исследованию Н. Ю. Замятиной, у региональных элит, в том числе Уральского округа, проявились почвеннические традиции мышления, когда в представлениях обо всей стране и месте своего региона на общей карте стали фигурировать архетические мотивы. Например, при помощи метафоры — Россия как тело, а регион как его орган («Располагая значительными ресурсами углеводородного сырья, область по праву является «энергетическим сердцем России» (Тюменская область)») (Замятина, 97). Почвеннические мотивы автор усматривает и высказываниях жителей регионов, в которых говорится об особых качествах людей: «Южноуралъцы всегда были сильны единством действий и широтой души. Мы никогда не черствели сердцем, не угасали душой» (Челябинская область)» (там же: 98).

В «почвенническом» контексте, также отмечает автор, отсутствуют и четкие границы: объект «расплывается» в пространстве, нередко «захватывая» соседние территории: «Зауралье обладает развитой сетью автомобильных дорог. Протяженность автомобильных дорог общего пользования почти 9 тыс. км, в том числе федеральных — 757 км, дорог с твердым покрытием — более 6 тыс. км... В Зауралье завершается смотр готовности материально-технической базы элеваторов и хлебоприемных предприятий области к приему зерна нового урожая» (Курганская область) (там же: 98).

В целом, социокультурная обстановка в округе, в том числе особенности прохождения архаизационных тенденций, а затем и формирование проявлений неотрадиционализма, стали определять социально-демографические процессы, сложившиеся в результате воздействия на общество промышленного освоения региона,  политических потрясений, экономических реформ, миграционных волн.

Курганская, Свердловская, Тюменская, Челябинская области имеют относительно однородный национальный состав, большинство населения — русские (соответственно 92,5%, 90,6%, 73%, 83,8% по данным Всероссийской переписи населения 2010 г.). Это урбанизированные регионы (соответственно 63%, 84%, 78%, 82% населения — горожане). Ханты-Мансийский автономный округ — Югра и Ямало-Ненецкий автономный округ представляют собой территории распространения арктических культур. И хотя по национальному составу в них также большинство представляют русские (68,1 и 61,7% соответственно, что дает всему округу показатель 80,22% русских), тем не менее они считаются округами распространения традиционной культуры коренного населения — северных народностей ханты, манси, ненцев и др.

Религиозный неотрадиционализм. Соответственно в религиозной жизни округа значительное влияние имеет Русская Православная церковь, вторая по влиятельности — мусульманская община. Помимо них в округе действуют представители 40 религиозных конфессий, при этом количество национальных общественных объединений, в том числе национально-культурных автономий, продолжает расти. Как показало исследование В. В. Алпатовой, большее количество религиозных организаций зафиксировано в Свердловской области, наименьшее в ЯНАО (Алпатова, 2008). В 2012 г. в Тюменской области зарегистрировано 193 религиозных организации различных конфессий (Хайруллина, Воробев, 2012: 74–75).

Среди исследований процессов религиозного возрождения в регионах округа интересны, например, заключения Е. М. Главацкой, которая, рассматривая архаизационные формы религиозного мышления населения Урала, предлагает говорить о «религиозном ландшафте». Данное понятие, по мнению автора, имеет здесь важное значение, «поскольку многие формы проявления современной религиозности имеют четкую привязанность к природным объектам: священные места народов Урала, как правило, связаны с водными ресурсами, горными, скалистыми или пещерными образованиями, деревьями необычной формы или особой породы. Для манси, например, окружающий мир населен многочисленными богами и духами-покровителями различной значимости и компетенции, а животный и растительный мир — одушевлен. Таким образом, человек в представлении манси является частью природы и связан с ней не только физически, но и духовно. Именно благодаря этим духовным связям с окружающей средой манси почитали и продолжают почитать различные природные объекты. Для религиозных традиций мари характерно почитание гор и холмов: именно на них и в находящихся рядом с поселениями рощах совершались общественные моления и жертвоприношения.

По данным исследований, проведенных в Ханты-Мансийском автономном округе в 2002–2005 гг. Т. А. Алгадьевой и Н. Г. Хайруллиной, ханты и манси продолжают поклоняться местным духам: «Золотая женщина», «Обской старик», духи вогулов, духи северных остяков, духи Конды и др. Признаются священные места, имеются родовые и местные духи (Хайруллина, Алгадьева, 2007). Священные деревья присутствуют в традиционном мировоззрении обских угров. При этом, священное дерево выполняет несколько задач. Во-первых, оно является носителем пожертвований или используется для привязывания жертвенного животного. Во-вторых, служит для хранения или прикрепления изображений духов и, в-третьих, является местом пребывания духа во время жертвоприношений. (Карьялайнен, 1995; Хайруллина, Алгадьева, 2007).

Т. М. Алгадьева, исследуя традиционное мировоззрение ханты и манси, высказывает мнение, что традиционная культура коренных малочисленных народов Тюменского Севера остается синкретической, это проявляется в ее целостности, нерасчлененности всех форм бытия; в признании абсолютной равнозначимости трех главных средовых составляющих «природа — общество — человек» и в осознании не только материального, но и идеального субстанционального начала «среды», которое определяет ее состояние, устойчивость, изменения и прочие объекты и явления (Алгадьева, 2006).

Православия, пришедшее на территории проживания народов Урала, стремилось использовать то пространство, за которым уже закрепился статус сакрального. Православные культовые сооружения часто создавались на священных, можно сказать «намоленных», местах народов Урала. И это — явное свидетельство культурной преемственности, складывавшейся на определенной территории, когда особый статус того или иного места признавали представители аборигенного и пришлого населения, совершая ритуальные действия, направленные на выражение их культовых чувств» (Главацкая, 2008: 79–80).

Тема пространства, как показывает научная литература, для понимания особенностей социокультурной жизни Урала — весьма актуальна и востребована. Например, как пишет Г. М. Казакова, индустриальность уральской культуры проявлялась в различных сферах человеческой деятельности, на различных уровнях. Так, например, Урал стал местом урбанистического бума, темпы которого исследователи часто сравнивают с американскими. Соответственно здесь рождается новый тип городского поселения — заводской поселок / город-завод, основанный на иных принципах градообразования. Во-вторых, на Урале появляется новая отрасль архитектуры — промышленная архитектура. В-третьих, рождается новый слой населения — техническая интеллигенция. В-четвертых, как следствие сложных технических процессов, осуществляемых на заводах Урала, требующих образованности от рабочих, на Урале возникает сеть заводских школ. В-пятых, горнозаводской Урал наложил отпечаток на все виды творчества человека, как на традиционную (народную), так и на профессиональную культуру. Автор констатирует, что здесь сформировался своеобразный региональный тип человека — «уралец», обладающий совокупностью специфических качеств, позволяющих ему идентифицироваться с географическим пространством Урал (Казакова, 2006).

Проблематика религиозного возрождения актуализировала исследования феномена народной религиозности, имеющей региональную специфику. А. А. Мурзин считает, что стиль религиозной жизни промышленного Урала генетически связан с крестьянским (он может быть представлен как эволюция последнего). Этому способствовал сам статус крепостных горнозаводских работных людей, по сути, «полукрестьян», не похожих ни на европейских пролетариев, ни на российских фабричных рабочих. Одновременно в жизни края постепенно начинают проявляться новые черты, свойственные раннеиндустриальному обществу. Однако в силу ряда исторических обстоятельств (государственной политики, сохранению крепостного права и системы горных округов, отдаленностью географического положения) промышленный Урал оказался лишен возможность развиваться естественным образом в соответствии с общей логикой индустриализации. Почти на два столетия Урал был превращен в своеобразный промышленный анклав внутри крестьянской России, что привело к консервации специфических форм горнозаводской культуры как неких компромиссных образований, сочетающих и примеряющих в себе черты доиндустриальной и индустриальной культур. Подобная специфика индустриализации края не могла не отразится на социальном статусе горнозаводского населения, во многом определив не только его социокультурный облик, но и стиль религиозной жизни (Мурзин, 2012).

Пространственный подход отчасти объясняет последние инициативы духовенства в активном сотрудничестве с властями в реализации проектов возрождения духовного и культурно-исторического наследия. Например, проект «Духовный центр Урала», который может развернуться в одном из древнейших городов уральского региона — Верхотурье. Идея создания на основе культурно-исторического наследия г. Верхотурья туристско-рекреационной зоны была выдвинута Русской православной церковью (Вьюгин, 2010: Электр. ресурс). Совместно с Русской православной церковью также реализуются и другие инициативы по восстановлению объектов культурного наследия уральского региона. В их числе —возрождение комплекса Далматовского монастыря в Курганской области и Свято-Троицкого монастыря в Тюменской области. Мусульманская община УФО также занимается вопросами сохранения ценностей традиционного ислама, прежде всего в условиях развития российского исламского образования. Большую роль в культурно-религиозном возрождении в 1990-ые годы играли татаро-башкирские центры Челябинской области. Они помогали общинам в возврате мечетей и строительстве новых, организовывали курсы по изучению национальных языков (Сосновских, 2014). Важным аспектом культурно-религиозного возрождения было участие в праздниках и исполнении религиозных ритуалов.

В г. Белоярском (Ханты-Мансийский автономный округ-Югра) создан Фольклорный архив северных хантов, работа которого расширила возможности выживания обско-угорской этнической культуры. Героические песни и сказания, собранные в архиве, были переведены Е. Шмидт с мансийского языка на хантыйский, что способствовало возрождению, некоторых культов, обреченных за долгие десятилетия коммунистической идеологии на забвение, а также укреплению самосознания обско-угорских народов. Былинные сказания она рассматривала в пространственном и временном, небесном и земном измерениях, прозревала в них основы сознания народа, создавшего эти тексты (Миссия «одинокого венгра», 2004: 23, 27–28).

Празднично-обрядовая форма неотрадиционализма. Один из таких праздников Сабантуй имеет древние, архаические корни и был связан с аграрным культом. По некоторым источникам, ритуалы были направлены на увеличение урожая через поклонение духам плодородия. В период социалистической обрядности праздник был трансформирован в «праздник окончания уборочных работ». В г. Челябинске Сабантуй традиционно проводили в парке Гагарина. Как правило, в организации праздника способствовала администрация города. По началу, священнослужители не принимали в нем участие. Участниками этих мероприятий они стали в 1996, 1997 годах. Поэтому сначала проходил религиозный молебен, а потом гуляния (там же).

Сабантуй отмечают татары юга Тюменской области, заимствовав его у поволжских татар. Из старинных праздников отмечается праздник Карга путка (Карга туй). Он проводится перед началом посевных работ во время прилета грачей. Жители села собирают крупу и другие продукты по дворам, затем в большом котле варят кашу, остатки трапезы оставляют в поле. В засушливое летнее время проводится обряд вызывания дождя «шокрана», «кук корманнык». Жители села во главе с муллой обращались к Всевышнему с просьбой о дожде. В жертву приносят животное, из мяса которого готовят угощение для участников мероприятия (Татары Тюменской области: история и современность, 2011: 49).

О процессе возрождения традиций народов, развернувшемся в округе с 1990-ых годов, пишут много исследователей. Устраиваются фестивали народного творчества, возрождались национальные праздники, растет число национальных коллективов (Заельская, 2003), развиваются центры народных художественных ремесел (Шабалина, 2004).

В последние годы постепенно возвращаются из прошлого праздники народного календаря, обряды, церемонии, ритуалы, а также народные игры и песни. Традиции песенной культуры сибирских татар Тюменской области бережно сохраняются в Домах культуры населенных пунктов Юрмы, Аксурки, Большого Карагая, Тукуза. В Вагайском районе на протяжении многих лет большой популярностью пользуется фольклорной коллектив Тукузского сельского Дома культуры, участники которого исполняют древние мунаджаты, баиты, народные песни. В Вагайском районе традиционно проводятся обрядовые праздники сибирских татар: календарные «Боз озату» («Боз карау»), «Амаль» (встреча Нового года), семейно-бытовые «Исем атату» («Имянаречение»), «Омэ» (совместное строительство дома с последующим угощением национальными блюдами). Возрождение календарных и семейно-бытовых праздников и обрядов сибирских татар способствует органичному «вплетению» в современную празднично-обрядовую культуру (Татары Тюменской области: история и современность, 2011: 232–233).

Исследования Т. М. Алгадьевой показали, что ханты и манси соблюдают обряды, связанные с погребением умершего и медвежьим праздником, в наименьшей степени выполняются обряды, связанные со свадьбой и с рождением ребенка (Алгадьева, 2006). А. Цукор описывает медвежий праздник («Медвежьи пляски») как промысловый, связанный с удачной охотой; продолжающий бытовать и сегодня. Это праздник с мифическим сюжетом проходит по особому сценарию: с реальными костюмами, масками, театральными атрибутами, с обрядовой хореографией (Цукор, 1997).

З. П. Соколова, М. Я. Жорницкая отмечают, что танцы народов ханты и манси представляют собой особое явление. В них сохраняется архаичность, что связывает их с культовыми церемониями, а также они являются отражением промысловых традиций обско-угорской культуры (Жорницкая, Соколова, 1982).

Экономические формы неотрадиционализма. В составе регионов УФО находятся регионы, не только богатые природными ресурсами, но и имеющие особые традиции народного хозяйствования коренных народов, исконно проживавших на этих территориях. Речь идет, например, о Ханты-Мансийском округе (Югра), Ямало-Ненецком автономном округе, перед которыми стоит сложная задача создания процесса добычи ресурсов и извлечения максимальной прибыли из них с учетом интересов и потребностей будущих поколений — задача создания процесса рационального природопользования (Мархинин, Удалова, 1993, 2002) и не только — эффективного (Арсаланов, 2010). В определенной степени эта задача стала решаться. С 1992 г. начали образовываться территории, используемые для ведения традиционных методов хозяйствования. К таким территориям были отнесены родовые угодья. Так, в Югре было образовано 467 родовых угодий (которым в дальнейшем присвоен статус территорий традиционного природопользования), в границах территорий которых проживают и ведут традиционный образ жизни и хозяйствования около 2 тыс. чел. Департаментом по вопросам малочисленных народов Севера Ханты-Мансийского автономного округа и Муниципальными образованиями автономного округа реализовывалась программа «Социально-экономическое развитие коренных малочисленных народов Севера Ханты-Мансийского автономного округа на 2008–2012 гг.» (Горбунов, 2010).

Главным условием воспроизводства сообществ коренных малочисленных народов признается природа Севера: климат, флора и фауна. Традиционное природопользование остается на обозримую перспективу материальной основой сохранения коренными малочисленными народами Севера традиционного образа жизни, который подвергался трансформации с начала освоения Сибири. Традиционные отрасли в настоящее время являются убыточными. Но они могут и должны стать рентабельными и даже высокоприбыльными на всех уровнях производственного процесса, начиная от добычи рыбы, пушнины, сбора дикоросов и заканчивая их переработкой и реализацией — так считают исследователи (Харамзин, 2001; Хайруллина, Балюк, 2007: 5).

В современных условиях освоение природных ресурсов Крайнего Севера ведет к радикальному сокращению территорий традиционного природопользования аборигенных народов Севера как за счет прямого изъятия, разрушения земель, так и за счет их загрязнения. Основными принципами традиционного природопользования всегда были высокая степень адаптивности, долговременность, экстенсивность на широких площадях, система рекреации  возобновляемых природных ресурсов, очень малая энергоемкость, рационализм. В связи с этим значительную роль для коренных народов в защите их традиционного природопользования и исконной среды обитания играет природоохранное законодательство и природоохранные организации (Крюков, Токарев, 2005: 119).

Учитывая, что основными составляющими в системе традиционного природопользования коренного населения ХМАО на современном этапе является природно-ресурсный потенциал, актуальным является проведение ландшафтно-экологического районирования и оценки качества земель на территории округа для рационального использования его природно-ресурсного потенциала. В процессе регионально-типологического анализа результатов ландшафтного районирования В. В. Козиным впервые проведено районирование, характеристика ландшафтных областей и районов на территории ХМАО, что открывает широкие перспективы для реконструкции конкретной территориально-ландшафтной структуры и выработки оптимальной модели ее включения в систему жизнедеятельности коренного населения (Козин, 2001). Этот процесс предполагает длительное восстановление утраченного природно-ресурсного потенциала, выработку устойчивого механизма функционирования всей системы традиционного природопользования, с учетом исторически сложившихся форм хозяйствования, которые издревле базировались на рыболовстве, охоте, оленеводстве и собирательстве (Хайруллина, Балюк, 2007).

Комплекс традиционной культуры ямальских ненцев претерпел значительные изменения, связанные с общими процессами ассимиляции, обусловленными большим притоком пришлого населения, а также с техногенными изменениями, происходящими на Ямале в связи с промышленным строительством. Сохранение культурных традиций ямальских ненцев связано с занятием традиционными видами хозяйства — оленеводства, охотой, рыболовством. В оленеводческих хозяйствах сохраняется традиционный вид жилища — чум, основным транспортным средством являются нарты, ненцы продолжают носить одежду традиционного покроя — малицу, совик, паны и др. (Этнография и антропология Ямала, 2003: 172).

Казаческое движение как форма неотрадиционализма. Казачество Урала, как пишут историки, появилось здесь с XVI–XVII вв. Впоследствии казачьи войска выступали как самостоятельное военное подразделение с определенными функциями — пограничной стражи, военной силы и др. Имея столь давнюю традицию существования в округе, продолжая существовать и в советское время, казачье движение в 1990-е годы стало активно возрождаться и здесь. Как пишет К. П. Буртный, процесс становился в несколько этапов и роль уральского казачества чрезвычайно важна, поскольку способствует поддержке безопасности приграничья страны, особенно на участке российско-казахстанской границы (Буртный, 1998).

Для казачьего движения, возрождаемого ныне по всей стране в новых условиях и которое можно расценивать как особую форму неотрадиционализма, характерна комплексность, многоаспектность. Здесь исследователями отмечается и особая религиозность данной социальной группы (например, православие, а также старообрядчество в среде уральских казаков, см.: Ягудина, 2012), особая праздничная культура, военно-спортивные традиции и пр.

 Подготовили Ч. К. Ламажаа, Н. Г. Хайруллина 

Библиография научных работ по регионам округа

Информационные сообщения СМИ