Научно-исследовательская база данных

«Российские модели архаизации и неотрадиционализма»

Рыночная модернизация предполагает такую государственную промышленную политику, которая способна задействовать негосударственные ресурсы и с их помощью осуществить с минимальными для страны издержками системные преобразования как условие целенаправленного технического перевооружения компаний России, обеспечить самовоспроизводящиеся механизмы развития новых прогрессивных высокотехнологичных укладов и современных макротехнологий. По крайней мере, до недавнего времени набор этих понятий использовался в качестве аргументации дальнейшей либерализации оставшихся традиционных институтов (например, коллективная собственность на землю) и оправдания высоких социальных, технических издержек заметной деиндустриализации страны.

Очевидно, что преодолеть продолжающуюся тенденцию примитивизации национального индустриального комплекса могут только вменяемые и целенаправленно сформированные программные меры национальной промышленной политики. Речь идет о государственной промышленной политике, поскольку в среднесрочной перспективе, похоже, только государство может (и то – пока только потенциально) последовательно, системно и целенаправленно проводить такую политику ввиду удручающей неспособности бизнес-элиты страны организовать какие-либо реально консолидированные институты для выражения и выработки среднесрочных и долгосрочных национальных интересов и отсутствия у отечественного бизнеса даже понимания проводить какую-либо национальную политику вообще.

Между тем, практическая постановка вопроса о дальнейшей рыночной модернизации всей страны предполагает адекватную оценку ее стартовых условий. А она далеко не такая, какая вырисовывается в либерально-деловой прессе и видится из кабинетов больших городов. Тогда станет ясно, что, кроме урбанизированных ареалов, большинство регионов страны в силу ряда обстоятельств потребует нестандартных, как бы компромиссных форм форсирования рыночных преобразований. Заинтересованный анализ реальной ситуации на большей части России выявит, как минимум, следующее.

Необходимо модернизировать не только собственно технический парк, грозящий в целом ряде секторов и регионов серией техногенных катастроф, по сравнению с которыми замерзание городов покажется «мелочью», и перестроить постыдную для страны сырьевую специализацию на мировом рынке, но и, – что представляется не менее важным, – модернизировать институционально-ментальную инфраструктуру целых регионов, а на их территории – у населяющих их народов наших соотечественников, россиян, сформировать адекватную для рыночной модернизации ментальность.

Здесь нужны не «шоково-терапевтические» процедуры, которые в лучшем случае могут извлечь из культурно-исторической памяти той или иной страны относительно недавно оставленные и как казалось преодоленные соответствующие стереотипы ранее прожитых эпох. Поэтому «шоковая терапия» в нашей стране в разных ее регионах и извлекла как раз то, что только она и могла извлечь – архаику (охота на людей с целью их продажи, а не продажи их рабочей силы, экспорт «живого товара», в т.ч. «высокотехнологичного» - человеческих органов, рабство людей) и традиционализм, где координатами самоидентификации на индивидуальном, социально-групповом и региональном уровнях могли стать племенные, родовые, этнические и конфессиональные доминанты как глубинные, неотчуждаемые (в отличие от всего другого) личностные компоненты.

Здесь нужна тонкая и взвешенная политика целенаправленного формирования институтов и соответственно ментальности, адекватно адаптированной к специфике каждого типологического региона. Их неотторжение и последующее вживление в ткань социума той или иной региональной общности (а значит – их самовоспроизводство) может быть успешным только тогда, когда они будут строиться на базе традиционных институтов и присущей им ментальности. По мере отладки такого рода институтов также целенаправленными и взвешенными мерами усложнять эти институты для выхода на новые уровни их адекватности переживаемой страной в целом стадии либерализации, демократизации и формирования современной рыночной среды. Причем, такая работа должна проводиться на федеральном, региональном и муниципальном уровнях при самом активном участии общественных организаций, активистов зарождающихся институтов гражданского общества, преимущественно правозащитных организаций и научной и гуманитарно-культурной общественности. Следует заметить, что сама по себе такая работа есть условие расширенного воспроизводства таких демократических институтов.

Под институционально-ментальной инфраструктурой в настоящей статье подразумевается взаимосвязанная совокупность социальных институтов, адекватных ментальности той или иной социальной группы и способствующих регулярному отправлению всех сфер жизнедеятельности на базе рационального и традиционного использования институционально-ментальных ресурсов. Соответственно под институционально-ментальными ресурсами в рамках настоящей статьи предлагается понимать определенное наличное пространство возможностей целесообразно использовать единство ментальности и институциональности своего социокультурного бытия и взаимопереходы одного в другое. Это своеобразный потенциал  (потому и - ресурсы) целенаправленного использования единства и одновременно взаимопереходов ментальности в институты, и институтов, в т.ч. и целенаправленно формируемых, снова в ментальность этноса, для последовательного достижения стоящих целей и решения задач. Ведь уже стало почти общим местом, что определенная ментальность всегда в той или иной форме институционализирована, и наоборот, каждый институт своим инобытием имеет соответствующую ментальность.

Ниже сделана попытка показать, каким образом целенаправленно формируемые институты, адекватные современной реальности, могут «ментализироваться», или, как говорят социальные психологи, интериоризироваться[i].

Использование ментальности как своеобразного ресурса есть возможность формировать такие стратегии модернизации, которые воспринимаются населением как свои, или соответствующие нормам и обычаям традиционного социума в целом, т.е. - понятные и рационально объяснимые, а значит – не подлежащие отрицанию и, если еще стимулируемые в своем использовании соответствующими методами мотивации (далеко не обязательно в форме материального стимулирования), то становящиеся расширенно воспроизводимыми. Кроме того, адекватно укладываемые в ментальные рациональные «фигуры» такие стратегии в силу определенной своей универсальности становятся формой, расширяющей пространство возможностей данного ментального поля, что также позволяет полнее реализовывать потенциал имеющихся социальных институтов и расширять их функциональность.

В результате такие стратегии позволяют встраивать традиционные способы мыследеятельности в прогрессивные организационные формы хозяйственной и организационной деятельности, и наоборот, - традиционные организационные формы хозяйственной и организационной деятельности выстраивать целенаправленно и технологически последовательно для решения конкретных социокультурных проблем, в т.ч. овладения новыми технологиями, и последующего перехода на новые технологические уклады. Так успешно поступила Япония, встроив общинную ментальность с соответствующим набором общинных институтов в формируемые индустриальные корпорации, подчинив их достижению корпоративных целей. Применительно к Японии речь идет о должной адаптации таких общинных институтов как:

• реципрокность (в культурной антропологии это – соционормативный механизм распределения в общине добытого ее членом продукта, аналог социалистического принципа распределения созданного продукта – «от каждого по способностям, каждому – по труду»; в японской практической корпоративной этике это - зависимость дохода от уровня квалификации, навыков, профессионализма, что закрепляется соответствующим статусом в общине-корпорации);
• иерархичность (в культурной антропологии это - институционализированный в систему отношений авторитет членов общины, заработанный каждым из них в соответствии с устоявшейся общинной традицией; в японских корпорациях-общинах – система этикетных норм, задающих характер и технологию общения, в основу которой положена статусная позиция сотрудника компании, определяемая должностью, квалификацией и образованием, сословной принадлежностью вне компании);
• редистрибуция (получение определенного социально приемлемого дохода только за принадлежность к общине-корпорации);
• самоидентификация личных целей индивидов с целями общины-корпорации, вызванной безусловным членством в общине (пожизненный найм японских работников корпораций-дзайбацу) и т.п. 

Непонимание общинного характера этих норм японской корпоративной культуры во многом стало причиной безуспешности тиражирования использования приемов японского менеджмента при попытках повторения успеха «японского чуда»: «кружки качества», экспликация корпоративных гимнов и лозунгов в форме миссий компаний как реальный императив поведения всех сотрудников корпорации и т.д. и т.п.

Нет необходимости подчеркивать, что последовательная либерализация в постсоветской России не должно быть бездумным копированием либерально-рыночных норм и институтов, имеющих совсем другую ментальность в традиционно рыночных странах. Успешно может быть проведено лишь вдумчивое использование в каждом особом регионе страны всех тех инструментов, в т.ч. и ментальных ресурсов, которые могут быть использованы, чтобы это процесс прошел максимально безболезненно в худшем случае, а в лучшем - относительно форсированно. Вот почему необходимы специальные социально-групповые технологии модернизации институционально-ментальной инфраструктуры народов, которым в силу ряда причин пока чужды понятия частного бизнеса и предпринимательства, демократии и свободного волеизъявления своих личностных стратегий. Народам, исконно проживающим на бескрайних просторах России, но еще не живущим XXI веком, не вошедшим в него, хотя и присутствующим в нем, необходимы принципиально новые, высокотехнологичные коллективно-групповые технологии, сравнимые по своему воздействию и результативности с культурной революцией в форме сплошной грамотности, успешно в свое время завершенной в нашей стране для большинства ее населения.

Под высокотехнологичными коллективно-групповыми технологиями в рамках настоящей статьи предлагается понимать основанную на новейших достижениях коллективно-групповой психологии и социально-политического маркетинга определенным образом упорядоченную систему последовательно выстроенных процедур (программных мероприятий) целенаправленного формирования соответствующей социальной структуры с ее новыми социально-групповыми элементами для решения конкретных социальных проблем, стоящих перед социальной группой (этносом, народом, региональной общностью и т.п.). Собственно высокотехнологичность таких процедур обеспечивают новейшие разработки социальной философии и культурной антропологии, социального менеджмента и маркетинга, включая социально-политический брендинг, целенаправленное формирование и последующее продвижение референтных групп, коллективообразование, стратегическое планирование и т.п.

Целью настоящей статьи и является попытка привлечь внимание и показать, что такие высокотехнологичные коллективно-групповые технологии должны, во-первых, быть разработаны, а во-вторых, - стать адекватным рыночной модернизации инструментом реструктуризации институционально-ментальных ресурсов хозяйственных систем ареалов традиционного общества, еще имеющего место в России на достаточно больших ее территориях, для ускоренного решения социально-экономических задач прогресса страны.

На территории РФ проживает более двух десятков наименований коренных народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, относящихся в своем большинстве в соответствии с действующим законодательством страны к категории малочисленных народов. Каждый из малочисленных народов Крайнего Севера и Дальнего Востока (далее - МНКС) относится к тому или иному культурно-хозяйственному типу, что обусловлено прежде всего местом проживания и тем, что каждый из них находится на различных этапах своего развития по соответствующей шкале - этногенетической, формационной, цивилизационной и т.п. Если ряд северных народностей, как, например, чукчи, тундровые эвены, живут в амбивалентном мире протогосударственных образований типа вождества (чифдом), то, например, якуты урбанизированных ареалов Республики Саха более встроены в современные государственные структуры.

Соответственно различаются этнопсихологические и общественно-политические императивы поведения каждого из этих народов. Здесь шкала этнопсихологических и общественно-политических императивов и стереотипов поведения также разнообразна: от тихого вымирания всего этноса как, например, энцы, которых всего насчитывается уже не более двухсот человек на их ахтонной родине, в России, или кеты, которых около тысячи, до активной предакматической фазы с четкой самоидентификацией и гуманитарной саморефлексией, как это наблюдается у якутов. К сожалению, часть МНКС близка к вымиранию (физически) или исчезновению (этнически) за счет потери языка, традиционной культуры, а значит - самоидентификации и растворению среди других этносов. Такие процессы в укор государственной власти уже отмечаются среди сельпуков эвенков и некоторых других народов. В этой связи гуманитарная и политическая – да и в целом общечеловеческая - обязанность государства, вобравшего в себя эти этносы, - обеспечить и поддержать механизмы их самовоспроизводства, найти способы и стимулировать повышение хозяйственной активности таких этносов как основы для воспроизводства их традиционных промыслов и культуры и одновременно - обеспечение их втягивания в общецивилизационный процесс.

Ирония истории в том, что такая постановка проблемы является не менее критическим императивом и для самой России. Речь идет не только об императиве наращивания соответствующей веку культуры среди всех россиян как основного богатства нации, но и прежде всего – о целостности всей страны, поскольку возможности активизации ее деловой активности во многом зависят от того, в какой мере удастся вовлечь МНКС и обширные регионы их проживания в созидательный процесс наращивания добавленной стоимости внутри страны, а не импортировать ее извне. Иначе то, что до сих пор иллюзорно считается богатством – неразрабатываемые залежи полезных ископаемых в недрах на просторах Сибири – будут разрабатываться теми государствами, которые по своей культуре практически окажутся конкурентоспособнее России.

После пресыщения россиян радикальными процедурами стало уже общим местом, что реформы продуктивны только при опоре на традиционные институты. Причем, это также становится императивом, поскольку еще на этапе так называемого «развитого социализма» начался процесс латентного (скрытого) воспроизводства этих институтов как социально-психологической основы пробуждения этнической самоидентификации. Нет необходимости говорить о том, что этот объективный процесс можно по разному использовать различным силам и элитам, в т.ч. и деструктивно для страны в целом. И наоборот, при любой созидательно-конструктивной работе учет этих традиционных институтов и соответствующей ментальной формы становится безальтернативным.

Традиционные институты у каждого из МНКС различаются в зависимости от культурно-хозяйственного типа и соответствующего уклада, обусловленного сферой жизнедеятельности. Тундровые виды деятельности отличаются от таежных даже если и там и тут оленеводство, рыболовство и охота. Социальные институты, будучи идеально-ментальной конструкцией, есть формы упорядочения этнического общественного сознания с соответствующими материальными культурно-техническими носителями, репрезентирующими устоявшиеся нормы, стереотипы  поведения и деятельности и традиционные технологии, и поэтому – феномен многоуровневый. Есть индивидуально поведенческие (в различных жизненных отправлениях), семейные (на всех стадиях жизнедеятельности семьи – сватовство, свадьба, рождение детей, их воспитание и т.п.), родовые (организация стойбищ, межплеменные отношения, в т.ч. на территориях общего пользования), коллективно-групповые (ритуалы, игры, празднества, «сеансы» камлания и т.п.) и в целом этнические институты (верования, фольклор, нормы национального прикладного и хореографического искусства и т.п.).

Из всего разнообразия институтов, характерных для каждой сферы жизнедеятельности МНКС, с точки зрения задач активизации хозяйственной жизни как основы культурологической модернизации интересны прежде всего те, которые связаны с осуществлением трудовых функций в сферах традиционных промыслов (охота, оленеводство, рыболовство, собирательство дикоросов) и их организации (аргиш, кочевья, обустройство стойбищ, владение родовыми угодьями и т.п.) как основных компонентов жизнеобеспечения.

Важно четко осознавать, что ментально все МНКС, кроме некоторых урбанизированных ареалов наиболее «продвинутых» этносов, как, например, городские якуты, - и то, как и многие этнические русские, татары в сельской местности, урбанизированные во многом формально - чужды разнообразным институтам частной собственности, как это не покажется удивительным некоторым поборникам либерализма. Основа этого – в разных цивилизационно-формационных культурологических координатах, схватываемых за пределами евроцентризма терминологически такими категориями, как общинность, власть-собственность, иерархическая ментальность вместо эгалитаристской и т.п. Кроме того, своеобразию социогенеза для этносов МНКС способствовали и такие факторы, как чрезмерная территориальная рассредоточенность населения, отсутствие возможностей для полноценного этнического и разноэтнического контактов на освоенных пространствах (например, города), позволяющих его осуществлять без чрезмерных усилий, и взаимообмена стереотипами мыследеятельности и т.п.

Это важно осознавать еще и потому, что общесоциальный процесс формирования индивидуалистической личности, существенно «продвинутый» в большинстве так называемых цивилизованных стран, у них, этих народов, еще далеко не завершен, но зато существенно продвинут процесс «индивидуализации» коллективно-групповых субъектов деятельности, представленных родовыми структурами, например, большими семьями. Семья является основным субъектом хозяйственной жизни, а не индивид, который при всей важности половозрастного разделения труда внутри семьи всегда есть индивидуальный представитель семьи. Семья персонифицирована как член общины, а индивид выступает из нее барельефом, как образно выразился М.М. Бахтин о древнегреческой общине на схожем этапе социокультурного развития: «Индивидуальный ряд жизни еще не выделился (внутреннее время индивидуальной жизни еще не существует, индивидуум живет весь вовне, в коллективном целом). И труд, и потребление коллективны (курсив мой – Н.П.)»[ii].

Поэтому активизация хозяйственной жизни может быть адекватно ими понята только в рамках коллективно-групповой деятельности, в т.ч. коллективно-группового предпринимательства. Коллективно-групповой субъект у таких народов только пока и может стать аналогом предпринимателя. Соответственно все формы и методы стимулирования производственно-хозяйственной деятельности должны исходить из наработанных отечественной и зарубежной социальной психологией технологий коллективообразования. Надо отдать должное отечественной науке – здесь в силу известных причин наработано значительно больше, чем в западной науке. Речь идет не только о таких научных авторитетах, уже ставших классиками, как Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, С.Л. Рубинштейн, Э.В. Ильенков, В.В. Давыдов, но и современных, как, например, А.В. Петровский, разработавший теорию деятельностного опосредования в процессе целенаправленного формирования коллектива.

Здесь представляется возможным с обязательным привлечением и участием национальной (этнической) интеллигенции, понимающей глубину социокультурной проблематики и заинтересованной в ее решении, проводить с использованием финансовых средств патриотически настроенных крупных бизнесменов целенаправленную работу по формированию «рамочных» условий нового социума на базе высокотехнологичных коллективно-групповых макротехнологий. При этом сама работа по возрождению культурного своеобразия культурно-хозяйственных укладов и быта предполагается сама по себе, а также на «пограничных» с прогрессивными технологическими укладами пространствах. Это требует использовать новые формы работы со знанием новейших коллективно-групповых технологий целенаправленного формирования соответствующих субъектов коллективно-групповой деятельности.

Например, это может быть создание специальных оленеферм для формирования оленьего стада как ресурса постоянно воспроизводимой крови оленей для фармакологического производства из нее таких препаратов, как пантагематоген и пантагем[iii]. Целесообразность такого решения обусловлена не только необходимостью поиска форм встраивания традиционных культурно-хозяйственных укладов МНКС в высокотехнологичные уклады и новейшие макротехнологии XXI века, но и чисто рыночными соображениями, поскольку спрос на эти препараты в результате глобализации ВИЧ-инфекции и герпеса долгосрочен, а значит – долгосрочность финансовой отдачи от такого инвестиционного проекта гарантирована. При этом также целенаправленно могут быть в рамках диверсификации фармакологических компаний формироваться другие производства, в которых уникальные способности МНКС, как, например, способность  ненцев и эвенков отличать 86 оттенков белого цвета, могут быть использованы для определенных высокотехнологичных производств.

Возможности новых высокотехнологичных коллективно-групповых технологий достаточно широки, если их использование будет организовано со знанием соционормативных институтов. В частности здесь, опираясь на институт вождества, например, якутского тойоната в системе уусно-улусной организации села, или шаманные и военные «сословия» оленеводов и поморских охотников-чукчей, целесообразно использовать старые и формировать новые референтные группы по целенаправленному тиражированию норм, способствующих восприятию этносами МКНС новейших приемов работы и т.п. Разработка процедур операционализации, т.е. сознательно удерживаемых в фокусе общественного внимания мер по выстраиванию технологически выдержанных и последовательных операций, составляющих процесс целенаправленного формирования социальных общностей – носителей принципов общинности, характеризующих этнокультурное ядро. Последнее обеспечивает воспроизводство таких подсистем этноса, как жизнеобеспечивающая, соционормативная, познавательная, трудо-производственная, культурно-бытовая и т.п.

Так, например, для уусно-улусной организации якутского села, где уус – обозначение определенного рода, а улус – регион проживания, территориально-таксономическая общность, соответствующая уровню развития ууса, этот подход может реализоваться в следующей форме. В основе хозяйственной жизни народа саха (этноним самоидентификации якутов) традиционно, по крайней мере, до советского периода на селе, выступали протогосударственные образования - тойонаты, представляющие собой конкретную модель вождества (чифдом). Это - организованные определенным образом группы из патронимных линий семей, берущих начало с начальника рода - тойон ага басылык, - и линий семей, неродственных тойонским, но связанных с ними традицией совместного проживания и родовой клиентарной кооперации. Организованный таким образом этносоциальный организм курировал определенную территорию как объект своего родового хозяйства и выступал единым субъектом деятельности во взаимоотношениях с другими аналогичными родоплеменными субъектами. Советский период с его эгалитаристским требованиями поначалу способствовал нивелировке (по крайней мере, формальной) этой иерархичности соответствующих «кустов» внутри этноса, но в последующем, в силу деформации официальных механизмов ротации и «работы» авторитета индивида, в той или иной форме эти отношения стали воспроизводиться на ментальном, этнопсихологическом уровне. Поэтому успешность формирования тех или иных прогрессивных производственно-хозяйственных технологий, способствующих подъему ранее не освоенных видов деятельности, будет обеспечена только при учете этих институционально-ментальных форм. Сам подход целенаправленно организованного конструирования желаемого состояния должен исходить из неписанных норм внутриэтнической иерархии, формирующей также на идеально-институциональном уровне специфическое этнокультурное ядро. Использование для формирования новых стереотипов деятельности возможностей функциональных подсистем этнокультурного ядра адекватным этнической ментальности образом и с учетом референтных слоев по каждой патронимной линии способно обеспечить тиражирование встроенных в институционально-ментальную инфраструктуру этноса новых нормативных механизмов (рис.1).

Отработка новых стереотипов деятельности, необходимых для целенаправленно формируемых технологических укладов, на основе латентных тойонатов среди сельского населения в регионах, выбранных поначалу для пилотного проекта, а затем после исправления допущенных отклонений – тиражирования на более широкие пространства, позволит проектировать национальные проекты освоения постиндустриальной экономики. Целенаправленно созданные новые стереотипы деятельности могут быть использованы не только для формирования новых «рамочных» условий обновляемого этноса, повышающего его встроенность в урбанизированные ареалы, но и в терапевтических целях для борьбы, например, с алкоголизмом. Образуемые таким способом коллективно-групповые субъекты деятельности станут той средой, которая, используя соционормативные механизмы, подключат для устранения алкоголизма мощь коллективно-группового мнения и осуждения, поскольку девиантные модели препятствуют достижению этносоциально значимых целей. Самовоспроизводясь, они будут соответствующим образом и реструктурировать традиционные институты, используя все полезное, что может пригодиться для решения поставленных этносом проблем, формирования новой бытийности этноса.

«Проектирование» новых субъектов коллективно-групповой деятельности способно решать вопросы освоения новых рубежей социокультурного развития этноса при сохранении традиционных видов деятельности и стереотипов хозяйствования. Конкуренция таких коллективно-групповых субъектов деятельности в форме соревновательности способно решать задачи не только активизации хозяйственной жизни, но и обеспечивать те социокультурные механизмы общения, перенятия и адаптационного совершенствования опыта и стереотипов поведения, которые, закрепляясь, будут тиражироваться через этнически референтные группы в возрождающемся этносе.

Для решения такого рода проектов могут быть использованы известные в управленческо-консультационной практике коллективно-групповые технологии, как, например, социотехническое проектирование, социальное планирование коллектива и т.п. Будучи должным образом адаптированными к принципиально новым задачам этнокультурного уровня, такие коллективно-групповые технологии способны стать основой общенационального проекта по модернизации и реструктуризации социальной системы Крайнего Севера и Дальнего Востока с государственным подходом к решению инвестиционных проблем создания подобающей инфраструктуры жизнеобеспечения, отсутствующим за весь постсоветсткий период.

Принципиально новым в данном видении проблемы является то, что, исходя из коллективно-групповой субъектности формируемых этнических акторов хозяйственной активности, их формирование и развитие должно происходить при использовании форм коллективно-группового сознания этих субъектов деятельности, зиждущихся на соответствующих непроизводственных традиционных институтах, фольклоре, ритуалах и т.п. Выбор «точек приложения» активных макропедагогических воздействий и программных мероприятий должен исходить из наиболее регенерирующихся секторов этнокультурного ядра этносов. Таких целенаправленно сформированных для целей этнического возрождения коллективно-групповых субъектов деятельности для определенности формы предлагается называть колгрусудами как сложную аббревиатуру от КОЛлективно-ГРУпповой СУбъект Деятельности, а сам процесс целенаправленного формирования как соответствующую технологию и проект – соответственно колгрусудизацией.

Ясно, что такая макропедагогика по технологии колгрусудизации чужда формальности, и здесь реальную помощь могут оказать только болеющие за действительное улучшение дел на подведомственной территории элиты или администрации муниципальных и региональных образований соответствующих субъектов Федерации. Разработка и принятие ими специально разработанных под этим гуманитарным уклоном на 5-7 лет Комплексных программ по активизации хозяйственной жизни и развитию коллективно-группового предпринимательства территории региона традиционного жительства конкретного народа из МНКС способно придать должный импульс новому качеству роста региональных образований.

Очевидно, что возникает вполне прагматический вопрос – вопрос финансирования акций по активизации хозяйственной жизни МНКС, даже проводимый в такой гуманитарной оболочке. Положительный опыт чукотского губернатора, сделавшего для Чукотского автономного Округа больше, чем за последние 15-20 лет для него государство, к сожалению, не привлек отечественных олигархов. Поэтому надежда только на федеральную власть.

Федеральные власти здесь могут помочь в главном – сформировать на законодательном уровне механизмы аккумуляции средств на это из тех доходов, которые будут получены на базе использования территорий и недр так называемых территорий традиционного природопользования (ТТП) МНКС. Очевидно, что геоэкономическая специализация России, которой пока, увы, нет реальных практических альтернатив, обусловит продвижение нефтегазодобывающих мощностей все дальше на эти территории. Законодательное закрепление уровня отчислений от природопользования на ТТП МНКС, проведенное через соответствующий федеральный закон (поскольку многие региональные вопросы после завершения процесса укрупнения субъектов Федерации необходимо будет решать только через центральные институты), станет фактором, в котором будут заинтересованы и региональные власти, поскольку это будет увеличивать инвестиционную составляющую доходной части регионального бюджета, которую можно использовать целевым образом для решения проблем, на которые всегда не хватает финансовых ресурсов – по назначению для МКНС.

В этой связи представляется целесообразным рекомендовать Комитету Госдумы ФС РФ по проблемам Севера и Дальнего Востока разработать законопроект и после его неформального и заинтересованного обсуждения с широким привлечением общественных организаций и прежде всего - Ассоциации МНКС принять соответствующий федеральный закон об обязательном (законодательном) закреплении определенной и достаточной доли отчислений от выручки извлекаемых из ТТП природных ресурсов, в т.ч. углеводородного сырья, на цели модернизации культурно-хозяйственных укладов МНКС. Закон № 49-ФЗ  от 7 мая 2001 года о территориях традиционного природопользования коренных малочисленных народов севера, Сибири и Дальнего Востока Российской Федерации этот вопрос не решает, как не решают его и другие федеральные законы, призванные гарантировать права МНКС. Целенаправленное формирование общественных организаций наряду с Ассоциацией МНКС по планированию и контролю использования этих средств должно не только содействовать собственно целевым задачам наращивания адекватной каждому этапу проекта колгрусудизации инфраструктуры, но и способствовать целенаправленному формированию демократических институтов среди этой части наших соотечественников.

Таким образом, синтез традиционных институтов МНКС и рыночной модернизации не только возможен, но и становится общественно-политическим императивом, игнорирование которого чревато издержками, сопоставимыми с развалом СССР. Немаловажную роль в этом должен сыграть такой соответствующей уровню понимания сложности социокультурной проблематики инструмент, как проект колгрусудизации, являющийся сводом адекватных высокотехнологичных социально-групповых технологий реструктуризации традиционных укладов хозяйствования на обширных территориях нашей еще такой огромной страны.