Писатель, публицист, исследователь и теоретик фантастики, литературный критик Сергей Переслегин в беседе с KazanFirst высказал мнение о происходящем в Татарстане, а также рассказал о необходимости сочетания традиционности и инновационности при развитии республики.
— Как вы думаете, что сейчас происходит в Татарстане? Каковы причины и последствия происходящего?
— Сейчас возникла новая линия рассуждений о том, что распад России в скором времени неизбежен. Соответственно, ставится вопрос, каким образом он будет происходить. Существуют две схемы. Первый вариант — откол крайних территорий, в нашем случае это Калининградский эксклав, район Кавказа и, может быть, Дальний Восток. Второй вариант — раскол страны по линии наименьшей связанности, которая проходит по Уральскому хребту, выходит в зону Урала-Волги и касается, безусловно, Башкортостана и Татарстана, а дальше уходит к Каспийскому морю. Многие события, которые сейчас происходят сами по себе и на Урале, и в Татарстане, начинают восприниматься как прелюдия к распаду страны. Поскольку я не придерживаюсь точки зрения, что этот распад вообще происходит в данный момент времени, то я, честно говоря, ничего существенного не вижу в этих самых событиях. Для меня Татарстан — нормально развивающийся регион, у которого все, в общем-то, достаточно прилично и в экономике, и в политике по сравнению с другими регионами. Но при этом понятно, что поскольку Татарстан находится в зоне очень быстрого развития, то и все напряжения в республике растут довольно быстро. У России есть одна очень серьезная неприятность — события начала девяностых годов нужно было рассматривать как столкновение двух экономических систем, приблизительно равных по силам и возможностям. Такие столкновения должны приводить к гражданской войне. Но в России девяностых на нее просто отсутствовала энергия, поэтому гражданской войны не произошло, она оказалась отложенной. Во всем, что сейчас происходит у вас в Татарстане или у нас в Санкт-Петербурге, а тем более в Москве, ощущается не произошедшая, не случившаяся, но должная гражданская война. Мы довольно подробно анализировали войну 1917 года в России, и пришли к выводу, что она решала целых три базовые задачи — выбор одного из вариантов красного проекта, вопрос освобождения страны от полуколониальной зависимости после Первой мировой войны и вопрос о реструктуризации Евразии по той же схеме, по которой была реструктуризирована Европа после Тридцатилетней войны. Для Татарстана все эти проблемы остаются довольно острыми — проблема социальной справедливости, проблема освобождения от внешнего влияния. Причем в Татарстане оно может быть рассмотрено и как влияние исламского мира, и как воздействие России — существует немалое число людей, считающих Татарстан завоеванной провинцией. Обе данные схемы для Татарстана верны и усиливают здесь напряжение. Тем не менее, ничего, кроме этих напряжений, которые характерны для всей страны в целом, я не вижу. Разве что авиакомпанию вам было бы неплохо сменить. Я летал авиакомпанией «Татарстан» много раз, потому что люблю Казань по ряду причин, и имел удовольствие посмотреть, насколько у них все-таки старые самолеты.
— Недавнюю катастрофу, произошедшую в казанском аэропорту, сравнивают с крушением теплохода «Булгария».
— Я хорошо помню эту историю с крушением «Булгарии». По-моему, вы зря по этому поводу настолько сильно переживаете. Аварии такого типа в мире происходят постоянно, они довольно стандартны. Это совершеннейшая классика под названием «пьяные судоводители на внутренних реках и полное неверие в то, что что-то может случиться». Мало кто знает, что плавание по внутренним рекам и озерам не менее опасно, чем по большим морям — там свои риски, и количество жертв бывает совершенно огромным. У крушения «Булгарии» нет абсолютно никакой местной, татарстанской специфики, это совершенно стандартная картинка. А авиакомпания «Татарстан» имеет название республики и тем самым берет на себя повышенные обязательства.
— Недавно по итогам заседания республиканской антитеррористической комиссии в Казани были усилены меры безопасности. Для чего это было сделано?
— В мире семь миллиардов человек, это довольно много. При современном уровне автоматизации производства, на него нужно очень немного людей. Соответственно, у нас возникает огромное число людей, которых невозможно занять, и которые при этом молодые и сильные. Нет другой возможности их занять, кроме как отправить всех в армию. Но современные условия не позволяют создавать большие, массовые армии, только Китай пытается идти по этому пути, да и то уже не очень сильно. Приходится либо создавать частные армии, либо отправлять этих людей в сферу безопасности, чтобы они где-то и как-то работали охранниками. Но если вы отправляете людей в безопасность, для этого должно быть некоторое обоснование. В итоге, возникает большой мировой бизнес, базовая задача которого — обеспечение безопасности. Некоторая часть денег, которая выделяется на безопасность, должна обязательно идти на поддержку террористической деятельности. В противном случае в безопасности не будет никакой необходимости, соответственно, она не будет финансироваться. И тогда смотри предыдущее: куда вы денете миллионы людей? Поэтому чрезвычайные положения — это достаточно очевидная попытка тех сил, которые заняты организацией безопасности, в очередной раз продемонстрировать, что они должны и дальше получать людей и финансирование. Поскольку это более-менее отвечает интересам всех властей этого мира, начиная от США и кончая странами типа Северной Кореи, естественно, все это будет продолжаться. Значительная часть современного терроризма — это сугубо информационные и бессмысленные действия. Впрочем, к чести тех, кто этим занимается, должен сказать, что, как правило, они обходятся без жертв. Чрезвычайное положение в Татарстане было введено, чтобы продемонстрировать, что риски существуют, и по этому поводу надо что-то делать.
— Можно ли провести какие-то аналогии между Татарстаном и Пермским краем?
— Конечно, можно. Пермский край, Екатеринбургская область, Челябинская область, Ижевск, Уфа и Казань — это одни и те же зоны, в них идет весьма эффективное развитие. Соответственно, у них одни и те же проблемы. Быстрый рост, неважно чего — образования, науки, промышленности, цен на недвижимость — означает, что вы попадаете в условия известных теорем о развитии. Развитие всегда идет крайне неравномерно. Как только какая-то область попадает в зону развития, в ней начинают резко возрастать все возможные диспропорции — повышаются социальное напряжение, вероятность тех или иных катастроф, растет пассионарность и энергия, которая всегда куда-то должна выплескиваться. Мы в свое время называли это «Пермским синдромом», поскольку Пермь впервые с этим столкнулась, как изолированный регион. Есть и второй момент — Казань в меньшей степени, чем Уфа, Ижевск, Ханты-Мансийск, а также Пермь, попадает под так называемое сценарное излучение Екатеринбурга, но все же попадает. А это означает, что многие проекты, которые по тем или иным причинам не пошли в излишне капитализированном Екатеринбурге, могут пойти в Казани. Это создает дополнительные потенции для развития. А если учесть, что Казань находится на полпути между Москвой и Екатеринбургом, то она неплохо получает соответствующее излучение с обеих сторон. Все, что сейчас происходит в Казани, как бы скверно это не выглядело, свидетельствует о том, что город развивается во всех отношениях. У вас есть общее с Пермью, но нет общего, например, с Волгоградом, который не развивается никуда.
— Может ли Татарстан продолжать развиваться, сочетая традиционность и инновационность? Или республике придется сделать выбор в пользу чего-то одного?
— Только такое развитие, в принципе, и возможно. Всякая инновация должна быть упакована в традицию. И Татарстан в этом направлении, с моей точки зрения, действует изумительно. Заметьте, что примерно ту же стратегию пыталась ввести Япония, но у нее это получилось плохо, потому что, в конце концов, между японскими инновациями и японскими традициями возникла невероятная пропасть, что подтвердила, в частности, Фукусима. Ничего подобного в Татарстане я не увидел — у вас действительно традиционная патриархальность и традиционный порядок оказываются хорошей почвой для привнесения инноваций, которые через некоторое время начинают восприниматься как вполне традиционные. Казань — это город, который непрерывно меняется, но при этом все время остается Казанью, чего о том же Екатеринбурге сказать нельзя. Для Казани очень хорошим примером может быть Италия, потому что там — уникальное сочетание достаточно современного мира и традиционности, например, дороги у них просто блистательно сделаны, при этом все остальное осталось абсолютно неизменным на протяжении тысячелетий. Там до сих пор ощущается и дух Рима, и дух раннего Средневековья. Татарстану ни в коем случае не надо делать выбор в пользу чего-то одного, это был бы крайне опасный выбор. Если республика уйдет в традиционность, то в конечном счете она потеряет конкурентные позиции. Это будет вариант слаборазвитой территории — таких территорий в России примерно половина из всех субъектов Российской Федерации. Если Татарстан уйдет в чистую инновационность, он столкнется с проблемами Перми. Нужно еще иметь в виду, что в Казани энергетика населения выше, межнациональные отношения острее, вдобавок, присутствуют определенные традиции некоторого неповиновения. Чисто инновационное развитие будет воспринято в Казани как крайне опасный и ненужный шаг. Любое современное решение, во-первых, проистекает из традиций, а во-вторых, оформляется в традиции.
— Дайте прогноз — что ждет Татарстан, если он продолжит развиваться по тому же вектору, что и сейчас?
— Мне представляется, что Россия, так или иначе, будет переходить к другой государственной модели, причем у этой модели сейчас нет названия. Евросоюз представляет собой уникальную модель, у которой нет названия. Примерно такая же ситуация будет в России — не в том смысле, что она будет похожа на Евросоюз, я имею в виду, что для нее невозможно будет подобрать название. Будет не империя, не союз государств, не федерация, не конфедерация, а что-то другое. Больше всего это будет похоже на союзы городов или, скорее, более значимых территорий. С моей точки зрения, при любом раскладе, сколько-нибудь успешном для России, самое значимое место в этом союзе будет занимать Москва, вторую позицию займет Казань, третью — Екатеринбург. При этой структуре Казань будет самостоятельно выступать на международной арене. При этом в Казани сильно преобразуется религиозная жизнь. Вообще, я предполагаю, что сейчас ислам находится на грани довольно сильных изменений, и вполне вероятно, что они начнутся не в арабском мире, а в зоне Татарстана. В республике, с одной стороны, очень сильны исламские традиции, с другой — сильны традиции взаимодействия с христианским миром. Я вижу очень позитивный прогноз для Казани — Татарстан будет занимать свою собственную позицию как внутри страны, так и на международной арене.
