Научно-исследовательская база данных

«Российские модели архаизации и неотрадиционализма»

О роли традиционного общества, соотношении между ним и модернизацией в условиях нашей страны рассуждают два философа-культуролога. Они расходятся по ряду принципиальных позиций.

Вадим МЕЖУЕВ, доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Института философии РАН: «Только сознание несовершенства собственной страны может побудить к принятию обновленческой стратегии»

– Домодерн – состояние общества, в котором господствует традиция (или обычай). Его так и называют: традиционное. Модерн – господство разума, или ratio, рационализация всех форм жизненного поведения человека. Хронологически эту границу обычно связывают с переходом от Средневековья к Новому времени, хотя отдалённым провозвестником модерна была уже греко-римская античность.

Традиция существует не сама по себе, не как привычка или личная прихоть, а как неизбежный на определённом этапе истории способ регуляции общественной жизни, получающий, как правило, мифологическую или религиозную легитимацию. Переход от традиционного к современному обществу – это одновременно переход от мифологического и религиозного к рациональному, научному типу сознания и общественной регуляции, причём в сфере не только теории, но и практической – экономической и политической жизни. Европе пришлось проделать длинный путь от Средневековья до Нового времени. Россия же, не знавшая в своей истории ни Возрождения, ни Реформации, ни до конца, до самой гущи народной, доведённого Просвещения, так и не смогла полностью, в общенациональном масштабе выйти за пределы традиционного, преимущественно религиозного, а то и чисто языческого сознания. Это констатация многих крупнейших русских историков и философов. Даже в период гонений на православную религию и Церковь присущая русскому народу внутренняя религиозность давала знать о себе в своеобразной сакрализации им верховной власти, в культе вождей, в восприятии господствующей идеологии чуть ли не как религиозного учения, принимаемого исключительно на веру.

В отличие от традиционного рациональный тип поведения и сознания напрямую зависит от способности человека жить в политической и духовной свободе. Хотя таковая была впервые открыта греками, считавшими себя «свободнорождёнными», а затем по-новому осмыслена в христианстве с его учением о свободе воли, человек эпохи Средневековья так и не освободился полностью от власти традиции. Лишь после того, как он осознал себя существом, способным самостоятельно принимать решения, полагаться исключительно на свой, а не на чужой разум (разум богов или предков), можно говорить о наступлении эпохи модерна.

Интеллектуал в Новое время любую традицию делал предметом критической рефлексии. Всё, что было основано на иррациональной вере, на суевериях и предрассудках, теряло в его глазах всякую ценность. Отсюда не следует, что интеллектуалы пытались поставить себя на место прежних авторитетов – не себя, а разум, присущий каждому человеческому существу.

В отличие от объективных процессов, протекающих, как правило, за спинами людей и осознаваемых задним числом, модернизация означает достижение заранее известной и сознательно планируемой цели. Политическая воля, основанная не на традиции, а на рациональном расчёте, играет здесь решающую роль. Не случайно все попытки модернизации России инициировались сверху. Хотя сама идея модернизации может разделяться и поддерживаться разными группами людей, вкладывающими в неё разное содержание, реальной программой общественного развития и обновления она становится в руках находящейся у власти политической элиты. Последняя не только инициирует процесс модернизации, но и ставит ему на службу всю мощь государственной машины. И от качества этой элиты, от уровня и типа её культуры во многом зависит направление задаваемого ею модернизационного процесса.

Политика эта продиктована, несомненно, вполне реальными обстоятельствами (например, отсталостью страны), является как бы реакцией на объективные вызовы истории. Но далеко не факт, что, будучи сознательным выбором власти, она содержит адекватные ответы на эти вызовы. Модернизация, не меняющая идущую из прошлого систему власти, сохраняющая в неизменном виде её основные параметры, является видимостью. В этом и состоял основной порок всех предшествующих модернизаций – как петровской, так и большевистской. Они могли затронуть всё, что угодно, но только не саму власть. Место, занимаемое ею, в любом случае оставалось неприкосновенным. Как только волны модернизации доходили до него, всё откатывалось назад. Могли меняться правящие элиты, эмблемы и титулы, но сам принцип централизованной и единоличной власти оставался неизменным. Это и есть наша традиция.

Модернизацией, способной её прервать, мог быть только переход к правовому государству с его обязательным признанием главенства закона над всеми иными формами государственного управления. Быть рациональным в политике – значит руководствоваться в ней не личными или корпоративными интересами, а обязательными для всех нормами и принципами. Не право власти, а власть права на всех уровнях государственной жизни – вектор политической модернизации, открывающей простор и для всех её остальных проявлений, в том числе в экономике. Формы государственного устройства в современном мире могут располагаться в самом широком диапазоне – от конституционной монархии до президентской или парламентской республики, но в любом случае должны базироваться на общих для всех конституционных принципах. Разделение властей, состязательность партий, выборность и сменяемость власти, легальность оппозиции – без этого любая конституция превращается в простую видимость правового документа. И никакая отсылка к исторической «матрице» народа, к его обычаям и традициям не должна служить оправданием отступления от этих принципов.

Но можно ли заставить власть модернизировать саму себя? Это как раз то, что в России никогда не получалось. И объясняется это одним очень существенным пропуском в нашей национальной культуре, во всём остальном высокодуховной: отсутствием в ней ценности правосознания. Этот пропуск наблюдается не только среди так называемых простых людей, что вполне естественно для аграрной, крестьянской страны, но и среди нашей политической и культурной элиты, называющей себя интеллигенцией. Об этом писал один из авторов знаменитого сборника «Вехи» выдающийся российский правовед Богдан Кистяковский. В статье «В защиту права (Интеллигенция и правосознание)» особо отмечается недооценка этой сферы общественного сознания, даже пренебрежение ею. «…Русская интеллигенция, – пишет Кистяковский, – никогда не уважала права, никогда не видела в нём ценности…». Подобное отношение является результатом «отсутствия какого бы то ни было правового порядка в повседневной жизни русского народа».

Многие умы, включая Герцена, не говоря уже о славянофилах и народниках, усматривали в слабости правовых норм и отсутствии внешнего праворопорядка положительную, а не отрицательную сторону русской жизни, видели в этом даже известное преимущество перед Западом. Там заняты устроением внешней жизни, тогда как у нас более озабочены миром внутренним – религиозным и нравственным. Постоянная озабоченность русской интеллигенции вопросом о том, в чём состоит идеал, бесконечные искания «критически мыслящей, сознательной, всесторонне развитой, самосовершенствующейся, этической, религиозной и революционной личности» никогда не включали в себя стремления к правопорядку. «Обе стороны этого идеала – личности, дисциплинированной правом и устойчивым правопорядком, и личности, наделённой всеми правами и свободно пользующейся ими, – чужды сознанию нашей интеллигенции». И сегодня призывы к духовности, к возрождению утраченной веры и нравственных ценностей отодвигают на второй план, а то и вовсе упускают из виду важность и ценность правовой организации общественной и государственной жизни, вне которой никакая духовность и культура выжить не могут. Разве не об этом свидетельствует вся последующая после «Вех» русская история?

Пренебрежение правом было свойственно, разумеется, не только русской интеллигенции, но в равной мере и всем остальным слоям нашего общества, включая и тех, кто, казалось бы, по своей функции должен стоять на защите правопорядка, – чиновников. Произвол и беззаконие в системе государственного управления и в деятельности судов – исконная беда России. Интеллигенция несёт за это особую ответственность только потому, что, будучи наиболее мыслящей частью российского общества, так и не смогла донести до его сознания важность права в общественной и культурной жизни, ничем не уступающую по своей ценности религии, искусству, философии, науке. Сегодня, казалось бы, на словах никто не сомневается в нужности и полезности правопорядка, но в бесконечных рассуждениях на тему о культуре современной России вопросы права и правосознания если и затрагиваются, то в самую последнюю очередь. Русская культура, как бы её высоко ни оценивать, так и не выработала противоядия от правового нигилизма, оборачивающегося на практике правовым беспределом. А то, что не является органической частью национальной и народной культуры, не имеет шанса стать и привычной нормой общественной и государственной жизни.

В чём причина такого равнодушия к вопросам правового устроения жизни? Прежде всего, я думаю, в том, что гражданское общество, о котором сейчас много говорят и пишут, не стало ещё в России повседневной реальностью, не втянуло в себя массу населения. Ведь к языку права обращаются те, кто считает себя не просто подданными, но и гражданами, то есть осознавшими свои права и строящими отношения с другими и государством на их основе. Много ли у нас сегодня таких?

Казалось, никто не отрицает необходимости технической модернизации, но почему у многих признание этого сочетается с откровенно антиправовой (антилиберальной, что по сути то же самое) и антидемократической риторикой, с защитой традиционных, архаических устоев власти и жизни. Россия оказывается предметом не столько теоретического анализа и критической рефлексии, сколько объектом для не знающих удержу самовосхвалений, пророчеств и мессианских упований.

Переход от традиционного общества к современному (а суть модернизации в этом) – один из сложнейших процессов в человеческой истории. Чтобы он увенчался успехом, нужно не только желание и усилие власти, но и наличие предпосылок, лежащих в сфере не столько экономики или государственной власти, сколько культуры. Если последняя их не содержит, она малопригодна для модернизации. Одной из таких предпосылок, как я думаю, является согласие людей относительно того общества, в котором они хотели бы жить, которое считают для себя современным. Согласие рождается в процессе интеллектуального и политического образования и просвещения основной массы населения, способствующего их культурному сближению и уравниванию. Существует ли такое в России?

Не только в обществе, но и у наших элит нет консенсуса по многим животрепещущим вопросам. А при его отсутствии о какой модернизации может идти речь?

Но это означает наличие существенного пробела в нашей культуре, который я определил выше как отсутствие ценности правосознания.

Другой предпосылкой модернизации является признание активной частью общества собственной несовременности, исторической отсталости, если угодно, цивилизационной неполноценности по сравнению с более передовыми странами и народами. Подобное сознание равносильно «хронополитической травме», болезненно переживаемой многими людьми. Кому охота считать себя хуже других? Но только сознание несовершенства собственной страны может побудить к принятию модернизационной стратегии развития.

У какой части населения может возникнуть такое сознание?

Для тех, кто предпочитает жить «по обычаям старины», такой проблемы просто не существует. Чувство национального самодовольства и самолюбования, почему-то считающееся у нас патриотизмом, с модернизацией несовместимо. В России с её вековыми традициями всеобщего бесправия и единомыслия сознание её несовременности могло появиться только у тех, кто имел хоть какой-то опыт личной свободы и самостоятельного мышления. Такие люди впервые появились в среде образованных дворян, а затем и разночинцев, из которых сложилось особое сословие – интеллигенция. И сегодня, я думаю, успех модернизации прямо зависит от того, кто станет её субъектом. В Европе, США, странах Азии, достигших современного уровня развития, таковым всегда были люди, обладавшие развитым гражданским самосознанием. Они писали конституции, формировали современные органы государственного управления и судопроизводства, создавали условия для честного бизнеса, способствовали просвещению и образованию остальной массы населения. И в России модернизация станет реальностью лишь в результате увеличения числа людей, обладающих таким самосознанием, стоящих на уровне современной культуры с её уважением к свободе, достоинству и самостоятельности каждого человека, равно как и с признанием за каждым способности принимать рационально обдуманные решения.

Тамара ГУДИМА, старший научный сотрудник Российского института культуры: «Обязательное условие модернизации – преумножение духовного опыта».

– Все страны закономерно переходят от традиционной к технологичной стадии развития. Но нельзя забывать, что техногенная цивилизация породила ряд проблем, поставивших под угрозу само существование человечества. Во-первых, глобализация имеет следствием разрушение духовной самобытности и уникальности национальных культур. Это вызывает сопротивление и существенно обостряет обстановку на планете. Во-вторых, происходит разрушение человеческой личности. Сошлюсь на мнение академика РАН Вячеслава Стёпина: «Впервые в истории человечества возникает реальная опасность разрушения той биогенетической основы, которая является предпосылкой индивидуального бытия человека и формирования его как личности, основы, с которой в процессе социализации соединяются разнообразные программы социального поведения и ценностные ориентации, хранящиеся и вырабатываемые в культуре». И в-третьих, реальностью стали кризисы: энергетический, продовольственный и экологический. Между существованием человека как части природы (а это одно из оснований традиционной культуры) и её преобразованием возник конфликт.

Можно назвать и целый ряд других оснований, которые вызывают оправданную тревогу по поводу последствий того магистрального пути, которым идёт сегодня большинство стран, в том числе и Россия. Приоритетом развития, начиная с XXI века, провозглашена экономика, а главным её механизмом – свободный рынок. За социальный образец взято возникшее на Западе общество потребления. На него работают реклама, мода, упрощённая технология производства (вещи должны быстро изнашиваться и заменяться), система дешёвого кредитования, предлагающая жизнь в долг. Самое тревожное: это берётся за ориентир большинством современных обществ. Однако природные ресурсы ограничены, что становится всё очевидней. Прав академик Стёпин, который на основании анализа современной ситуации на планете делает вывод: по-видимому, на рубеже тысячелетий (по христианскому летоисчислению) человечество должно осуществить радикальный поворот к каким-то новым формам цивилизационного развития.

В этой связи представляется закономерным возрастание интереса, научно-исследовательского и практического, к традиционной культуре, в том числе восточной, в которой многие исходные особенности проявляются ярче и убедительнее, чем на Западе.

Традиционные культуры составляют фундамент, основание цивилизации. Однако на стадии техногенного развития многие ценности, обладающие потенциалом развития, были преданы забвению, объявлены устаревшими. Это, например, приоритет духовных ценностей над материальными.

Мы понимаем под «духовностью» способность человека выйти за пределы своекорыстного существования. В традиционной культуре поиск истины, знания должен быть неразрывно связан с нравственностью. Это не отрицание объективности истины, а стремление дать ответ на вопрос, как и во имя чего используется знание – служит оно добру или умножает зло на Земле.

Сохранение и актуализация культурных традиций России должны обогатить модернизацию глубокими смыслами, гуманистическим содержанием. Источником может быть Русский Север (Архангельская, Вологодская, Кировская области, Карелия). В начале XX века секреты жизни здесь изучал один из самых ярких и талантливых писателей, кудесник русского слова Борис Шергин. Убеждена, что именно его книги надо читать детям, изучать в школах. В сочинениях Шергина («Отцово знание», «Государи – кормщики», «Древние памяти», «Изящные мастера», «У Архангельского города», «Народ-художник» и других) «двери распахнулись в мир духовной жизни, в которой человек живёт свободно и прямо, и дела его прекрасны, даже если это и гнев, и досада, помыслы благородны... И так он живёт потому, что дело его, труд его – радостное творчество, а не подневольная бесконечная работа, и цель этого творчества единственная – жизнь и человек в этой жизни».

Вот почему русские писатели и философы такое большое внимание уделяли «идеалу личности»: «сознательной, всесторонне развитой, самосовершенствующейся, этической, религиозной» – отвечаю критиковавшему их Борису Кистяковскому и поддержавшему его в наши дни Вадиму Межуеву. Я согласна с этими авторами: действительно в России неуважение к праву является традицией. Трудно спорить с тем, что гражданское общество, о котором сейчас много говорят и пишут, пока не стало у нас повседневной реальностью. По этой причине в обществе много недостатков и неурядиц. Но я не согласна в следующем: нельзя считать ситуацию фатальной. Убеждена: демократия не может зависеть только от тех, кто правит. Настоящее народовластие начинается снизу – с гражданских инициатив, с тех основ, на которых строится жизнь в малых сообществах. Убедилась в этом на опыте не только наших регионов, но и Соединённых Штатов Америки, где прожила довольно продолжительное время, изучая самоуправление. В США, с моей точки зрения, демократия существует только в маленьких городах, где всё решают сами люди. Наверху – та же бюрократия.

Что мне поднимает настроение, когда я приезжаю в какую-нибудь всеми забытую, брошенную деревню или маленький город в северной области? То, что я убеждаюсь: люди не опустили руки, они работают над тем, чтобы сохранить жизнь поселения. Казалось бы, сельчане потеряли всё, самое главное – работу. Впору впасть в уныние. Но они собираются вместе и заявляют: «Хватит себя хоронить! Давайте сами искать выход, если власти нам нечего предложить. У нас что, рук нет?» Начинают с обустройства дорог, развалившихся помещений, починки техники.

Так из малых дел вырастают товарищества общественного самоуправления (не путать с теми структурами, которые организуются для управления большими городскими домами; их создание, к сожалению, забюрократизировано с самого начала). Свидетелем подобного я была в Архангельской и Вологодской областях, Карелии, других регионах. Там жители деревень на сходах формируют свою власть, заявляют о проблемах и претензиях.

Как правило, мудрые губернаторы откликаются на просьбы и предложения местного самоуправления. Первое, что они делают под давлением низовых структур – вводят систему малых грантов для решения назревших социально-бытовых и экономических проблем. Власть местного уровня не может выделить людям большие средства, она оказывает им скромную помощь, всё остальное энтузиасты делают, полагаясь на собственные силы. Находят в своей среде мастеров, закупают материалы (из тех денег, которые достались по гранту), выполняют бесплатно строительные работы. В результате возводятся великолепные спортивные корпуса, ремонтируются дома культуры. Причём новую жизнь в деревню вдыхают не только сельчане, но и дачники, вовлекаемые в совместный труд.

Зачем же только западному человеку приписывать устроение внешней жизни, а русскому иронично отводить исключительно «внутренние искания»? Да и почему призывы к духовности, возрождению утраченной веры и нравственных ориентиров непременно должны отодвигать на второй план важность и ценность правовой организации общественной и государственной жизни? Оба эти направления тесно связаны между собой, взаимно дополняют друг друга, позволяют индивиду обрести внутреннюю целостность, прочность, спроецировав их на устройство всего государственного организма. Право необходимо, но оно окажет больший эффект, если будет опираться на традиции жизнеустройства, присущие народу. На нашей земле в число таких традиций всегда входили коллективизм, взаимопомощь, сострадание, любовь к ближнему.

Желание жить по обычаям старины не означает неприятие необходимости обновления своей страны, как думают некоторые. Это стремление обогащает личность, придаёт устойчивость в жизни, помогает сделать ее полноценной, способствует формированию и развитию творческих способностей человека.

На северо-западе Архангельской области расположен Кенозерский национальный парк, которому все последние годы присуждается почётное звание лучшего национального парка России. Именно на этой земле русские учёные Павел Рыбников и Александр Гильфердинг ещё в XIX веке услышали и записали 83 былины. Они передавались из уст в уста, от поколения к поколению бережно сохранялись напевы и тексты. Всё это создавало естественный фон, атмосферу жизни, вдохновлявшую творить.

Такие произведения – сокровища русского языка, примеры его интеллектуального и эмоционального богатства. Главные содержательные идеи – сопротивление насилию, хвала труду и таланту. Это наследие, наряду с известным всему миру деревянным зодчеством, свидетельствует о том, что люди, жившие на Севере, осваивавшие его, обладали особым чувством природы, окружающей среды.

Оно формировалось веками: по данным современных исследований, человек в этих краях – с четвёртого тысячелетия до новой эры. В мировоззрении людей причудливо соединялись черты анимизма и магизма, религиозных учений и точного знания, и во всём этом сохранялось отношение к природе как животворящей основе, стремление гармонизировать бытие с её законами. Исследователи справедливо говорят о сложившихся здесь «культуре леса», «культуре моря», «культуре поля» как особом отношении труженика к основным природным объектам деятельности.

На этих территориях сложился и утвердил себя особый тип поселения – деревня. Каждая из них имеет свою композицию, согласующуюся с окружающей природой. Деревня – это не только дома и улицы, а и сложившиеся отношения людей: добрососедство, взаимопомощь, коллективная забота о подрастающем поколении, память о порядках, свои обычаи и традиции.

Судьбы культуры неразрывно связаны с судьбой деревни. И оправдана тревога одного из лучших современных писателей, глубоко знающего и умножающего нашу отечественную культуру – Владимира Личутина.

Он пишет: «Когда исчезают деревни, происходит сжимание живого пространства, необходимого для культуры. Само пространство, где создавалась культура, немеет, становится безгласным. Уже нет той атмосферы, в которой создавались знаменитые произведения Марьи Кривополеновой, Марфы Крюковой, Бориса Шергина. Обезлюдевшая земля не может родить своего певца».

Поэтому нас не может не вдохновить движение жителей северных деревень за их возрождение.

Велика заслуга работников Кенозерского парка. И не только в сохранении природы в её естественной чистоте и разнообразии, но и в более широком смысле – в сохранении жизни на этой земле. Использование недревесных ресурсов леса, развитие сельского туризма, экологические лагеря и Ломоносовские чтения для детей и подростков, обучение традиционным профессиям, промыслам и ремеслам – малая часть того, что делает коллектив парка. В каждое своё начинание его сотрудники вкладывают любовь к жизни и понимание человеческих проблем. Один из экологических маршрутов, например, называется «Тропа раздумий» (завершается на острове посреди озера). Вдоль неё на маленьких щитах – мысли мудрых людей, философов и краткая информация о растущих деревьях, цветах. Это деликатное приглашение человеку подумать о главном, вечном, хотя бы на час отключиться от каждодневных волнений и забот. Как часто, особенно в ритмах городской жизни, каждый из нас испытывает потребность именно в таком отдохновении, размышляющем и вдохновляющем!

Осмысление и распространение подобного опыта сделает возможным формирование нового отношения человека и общества к природе. Это не утверждение архаических условий жизни, не препятствие модернизации, а необходимое условие её успеха.

От редакции:  

«Обустройство внешней жизни», усвоение правового сознания и рационализм не могут дать ответы на главные вопросы бытия – «кто ты в этом мире?», «зачем живёшь?», «что хочешь привнести?» Кризис в развитых европейских странах подтверждает это. В то же время нравственные и религиозные принципы, на которых зиждется традиционное общество, помогают человеку обрести смысл существования, сделать жизнь одухотворенной. Во многом – благодаря Божьим заповедям, которые даны нам на все времена.

Оказывается, рано пропели господа либералы отходную традиционному укладу. Как отмечает декан философского факультета Московского гуманитарного университета Анна Костина, в 90-е, характеризуемые системным кризисом экономики, политики и культуры, в границах российского социального пространства начали присутствовать признаки различных типов общества, в том числе доиндустриальные. Произошли натурализация хозяйства в отдельных депрессивных регионах и частичное возвращение к экономике, основанной на аграрном производстве, существующем в условиях неразвитых товарно-денежных и рыночных отношений. «Именно эти условия стали базой для восстановления тех отношений, которые были характерны для общества домодерна». Выходит, преждевременный отказ от родовых связей, коллективных начал (пусть даже локальных!), присущих традиционализму, не развивает общество, а расшатывает, дезорганизует его.

Конечно, модернизация России необходима. Но подобно тому, как существуют отличные друг от друга концепции вхождения в информационное общество в разных странах, нет и единой модели модернизации. Хочется верить, что Россия на этом пути сохранит свойственные отечественному традиционализму духовные искания и основы социальной справедливости.

Файл РФ